Копейчанин Николай Зиновьев рассказал о трудностях войны

Короткий четырехчасовой ночной сон давно стал для Николая Егоровича Зиновьева привычным. По крайней мере, последние пять лет, с тех пор как не стало верной подруги жизни Марии Тарасовны, с которой в согласии прожили вместе более полувека.

Вот и накануне 85-летнего юбилея что-то совсем не спится ветерану. Вспоминается прожитая жизнь, все в ней было – голод и лишения, трудности и радости. Как и у большинства людей его поколения.

От сумы — до войны…

Родом Николай Егорович из Курской области, его село Бобрищево как раз на границе с Харьковщиной, до украинских деревень рукой подать. Раннее детство запомнилось тем, что постоянно хотелось есть — в тридцатых годах по селам прокатился голодомор.

Сестры и брат матери подались в 1936-м кто в Донбасс, кто в Калугу. А отец тогда шестилетнего Коли, Егор Никитович, решился вместе со всей многодетной семьей, в которой росло пятеро детей, по вербовке переехать в Читинскую область, на монгольскую границу. Края там щедрые — рыбный промысел, кедровые орехи. Люди работали на добыче молибдена для металлургической промышленности.

— Там мы прожили до 1940 года, — рассказывает Николай Егорович. — Отец работал помощником машиниста электростанции. Там я увидел прославленного командарма Блюхера, это его был военный округ. Нам, пацанам, интересно — военные в буденовках, на конях. Так и жили бы там, да Халхин-Гол начался, война. Полки в магазинах сразу опустели, одна красная рыба осталась. Снова голод. Появились «заборные» книжки, это что-то вроде талонов на продукты. Работы не стало, и снова мы стронулись с места, на этот раз на Урал — там, говорили, в шахтах работа есть, хлеб дают, жилье. Так мы оказались сначала в Троицке, а потом в Копейске.

В Копейск Зиновьевы приехали в мае 1941 года. А через месяц началась Великая Отечественная. Видно, от сумы да от войны уйти нельзя, раз беда коснулась всего народа.

Подростком — на завод

К началу войны старший Зиновьев уже работал на шахте №22. Сорокалетнего горняка на фронт не взяли по брони, ведь надо было добывать уголь для фронта. Отца семья практически не видела — работа по 12 часов без выходных, домой приходил полумертвый от усталости. А потом на шахте случилась авария, Егор Никитович получил тяжелую травму, дали вторую группу инвалидности. А семью кормить надо. Старший брат работал на рудоремонтном заводе токарем, пошел на завод и тринадцатилетний Николай. Подростка взяли в инструментальный цех, там и трудился наравне со взрослыми до конца войны.

В почетном карауле Жукова

У поколения тридцатых детства не было, его искорежила проклятая война. И в первые послевоенные годы было не легче.

Пришлось Николаю и в сельском хозяйстве поработать, а в 1947 году он пришел на шахту №22 (впоследствии «Красная горнячка»).

Сначала 17-летнего паренька взяли в аккумуляторную, потом электрослесарем на поверхности, а после окончания школы рабочей молодежи и учебы на курсах — электрослесарем связи. В 1950-м призвали в армию.

— Уральским военным округом тогда командовал маршал Жуков, — вспоминает Николай Егорович. — Тогда по три года служили, первый год — это учеба. Так вот, будучи курсантом, мне не раз доводилось стоять в почетном карауле прославленного маршала, когда проводились торжества по поводу праздников. На учениях видел его совсем рядом. Очень простой человек, никакой особой охраны у него не было, только капитан-адъютант. Солдаты его просто обожали, хоть и строг был. Старались служить со всем рвением. Я, например, дослужился до звания сержанта общевойсковой разведки, был заместителем командира взвода. Спортом занимались, я профессионально играл в волейбол, баскетбол. Это были незабываемые годы моей жизни.

Шпицберген

После службы Николай вернулся на родную шахту. А через два года по оргнабору он был в числе специалистов направлен в двухгодичную загранкомандировку на остров Шпицберген (Норвегия).

— Работа была сложная, но интересная, — рассказывает он. — Шахты там штолевые, то есть не вглубь, а вдоль, потому что штольни в горах. Чтобы поехать на остров, надо было пройти отбор, потому что здоровье необходимо иметь отменное — на севере, в Заполярье кислорода гораздо меньше, не все выдерживают. Я работал на руднике Грумент, а вообще там несколько рудников. Жили прямо на территории шахты, работал и занимался общественной деятельностью — спорт поднимал, киномехаником работал на общественных началах. Север есть север, все белое, даже воробьи и ласточки. А белые полярные куропатки обитают там круглый год. Чем они питаются, не знаю. С ноября по февраль — полная «полярка», то есть ночь. Самые морозы — в апреле и мае. Лето очень короткое. В Мурманске, пока ждали пароход, в порту видел Косыгина, председателя правительства в то время.

Вспоминает ветеран и опасности, что подстерегали на каждом шагу. Даже по берегу ходить было опасно, потому что приливы там очень быстрые, вода поднимается на три метра, чуть зазеваешься, и окажешься под ледяной водой.

Со Шпицбергена Зиновьев привез много фотографий, большинство из них, а также некоторые вещи и документы он передал впоследствии в краеведческий музей.

Лучший электрослесарь

На шахте Николай Егорович проработал до пенсии и еще шесть лет, до 1986 года. Считался самым опытным электрослесарем подземной связи. Охотно учил премудростям профессии молодых. Среди наград Зиновьева — почетный знак «За успехи в наставничестве».

В шахте без связи нельзя, говорит он, в любое время может произойти что-то непредвиденное, когда решение необходимо принимать оперативно, и тут без телефонов не обойдешься. В то время их в шахте было порядка трехсот, даже на комбайнах, работающих в лавах, были установлены.

— Запомнился случай, когда году в 76-м прошел сильный ураган, — вспоминает Зиновьев. — У меня тогда выходной был. Ураган был короткий, но чрезвычайной силы, деревья валило, как прутики. А когда все закончилось, пошли звонки: срочно на работу, шахта осталась без связи. Собрался и побежал. Восстанавливать надо было срочно, а там все кабеля порвало. Провозились до глубокой ночи. А рано утром опять на шахту, доводил все до ума. Мне тогда, помнится, за сверхурочную работу ни копейки не заплатили, об этом и речи не было. Поблагодарили, правда, горячо, и на том спасибо.

Когда Николай Егорович ушел с шахты, отдыхал недолго. Времена наступили тяжелые, вот и пошел сторожем в ремонтно-строительное управление. Работа тоже ответственная, а преступность в девяностые выросла многократно. Бывало, что и стращали: мол, если не «ослепнешь» на эту ночь, считай, последний день живешь. Но, как говорится, не на того напали. Оружия у Зиновьева хоть и не было, но зато были хорошие собаки. Ничего, почти семь лет отработал. Трудовой стаж героя нашего повествования солидный, он удостоен пяти правительственных наград, имеет звание труженика тыла. И всегда успевал работу совмещать с общественной деятельностью. Постоянно занимался спортом. Четырнадцать лет был народным заседателем в суде, четверть века — внештатным сотрудником оперативного отряда ГАИ. К общественной работе относился, как и к основной, — ответственно и добросовестно.

Увлеченный человек

Мой собеседник, кроме всего прочего, интересный и увлеченный человек. Рисовать он начал еще в детстве (говорит: в бараке стены были голые, вот и рисовал карандашом на листах ватмана, развешивал в комнате). И сегодня в его скромной квартире в поселке Горняк висят написанные маслом картины — копии с репродукций известных художников. До сих пор увлекается фотографией, их в домашнем архиве тысячи, а сколько раздарил — не сосчитать. Но самое главное увлечение Николая Егоровича — садоводство. Много лет он занимался разведением лучших сортов тюльпанов, гладиолусов, малины, клубники. В 1986 году был участником Московской выставки плодов и цветов. До сих пор у него в саду около ста сортов гладиолусов, о них ветеран может рассказывать часами, знает все сорта по номерам и именам.

Летом и осенью он продолжает радовать друзей и знакомых букетами, дарит взрослым и детям вкусные яблоки и груши.

Совет ветеранов поселка Горняк, в котором Николай Зиновьев активно работает, поздравил его с 85-летием. А самые дорогие поздравления — от сына Евгения и дочери Натальи, от всех пятерых внуков, которых он нежно любит. Жизнь продолжается.